Годовщина Сталинградской битвы. «Русские офицеры мне нравились больше»

«Зимой грянули такие морозы, что руки не слушались. Правда, обмундирование нам выдавали теплое. А немцы одеты были плохо. Ну, так ведь война шла на выживание», – рассказал газете ВЗГЛЯД Оскар Фриберг – единственный в мире швед, награжденный медалью «За оборону Сталинграда». Сейчас он живет Эстонии, но к русским офицерам относится лучше, чем к эстонским.

Ровно 75 лет назад завершилась Сталинградская битва. Корреспондент британской газеты Daily Telegraph напишет по этому поводу: «Здесь, на самой окраине Европы, несколько замечательных гвардейских дивизий и отрядов местного ополчения, ставшие могучим, кровоточащим сердцем всей России, спасли европейскую культуру, а тем самым, может быть, и нашу Англию».

В честь Сталинграда в европейских столицах называли улицы, площади и станции метро. Многие из них сохранили это название до сих пор, встретив время, когда попытки пересмотреть историю Второй мировой войны и вклад России в Победу воспринимаются как нечто обыденное. Тем более, живых свидетелей тех событий почти не осталось. И все же они есть.

В связи с юбилеем столь важной для России и Европы победы газета ВЗГЛЯД поговорила с 99-летним ветераном Великой Отечественной войны Оскаром Фрибергом – этническим шведом, проживающим сейчас в Эстонии. В 1942-34 годах он проходил службу в 27-м отдельном батальоне связи РККА под Сталинградом.

ВЗГЛЯД: Вы родились на острове Вормси, в Эстонии. А как так получилось, что попали в Красную армию?  

Оскар Фриберг: Всё просто. В 1939 году я хотел в Швецию уехать, но не успел - меня призвали в эстонскую армию, стрелком в Скаутский  батальон. А потом, когда Эстония вошла в состав Советского Союза, нас расформировали и меня направили в Выру, в стрелковый полк.

ВЗГЛЯД: То есть жизнь развернулась на 180 градусов?

 

Оскар Фриберг (фото:Андрей Лазурин)

О.Ф.: Нет. У нас даже обмундирование осталось эстонское, а каски немецкие. Мы прикрепили, конечно, к гимнастеркам советские знаки различия, с нами начали работать политруки, а больше нового ничего не было. Многие из нас, конечно, не понимали, почему мы воюем не за свой дом, не за Эстонию, а отходим вглубь России. В общем, время тогда было такое.  

ВЗГЛЯД: Наверное, находились и те, кто дезертировал...

О.Ф.: А где их на фронте не было!

ВЗГЛЯД: Вас, если не ошибаюсь, ранили под Старой Руссой?

О.Ф.: Точно. В правую ногу, осколком. Лежал в госпитале, в Костроме, а когда выздоровел и закончил курсы связистов, меня направили в 27-й отдельный батальон связи.

ВЗГЛЯД: Вы к тому времени уже хорошо говорили по-русски?

О.Ф.: Какое там! И понимал далеко не все, и сказать мало что мог. Чаще всего объяснялся жестами.

ВЗГЛЯД: Но ведь вы должны были обеспечивать бесперебойную связь штаба с подразделениями, так? Как же без языка-то?

О.Ф.: Ну, во-первых, я там такой был не один. Узбеки и казахи, что со мной служили, вообще ни слова по-русски не понимали. Во-вторых, нашей задачей было тянуть провода. Делать это приходилось и под обстрелами, и на минных полях.

Помню, однажды восстановил обрыв, иду обратно. Вдруг слышу из кустов: «Стой!» Что такое? – думаю. Остановился. А это, оказывается, саперы кричали: «Посмотри под ноги!» Я глянул -  вокруг тоненькие проволочки... Те ребята меня с минного поля, конечно, вывели. Но это мне, считай, повезло. Пехота могла хоть в окопах укрываться, а мы-то нет. Поврежденную связь надо было восстанавливать, несмотря ни на что, а мы ведь воевали под Сталинградом – представляете, что там творилось?

ВЗГЛЯД: Мясорубка?

О.Ф.: Не то слово! Летом – ни одного дождя, а жара такая, что гимнастерки ломались. Мы же потели, не мылись, вот форма и просаливалась до того, что ткань не выдерживала. А сколько вшей у нас было! Время от времени всю нашу одежду забирали и сжигали. И стригли всех обязательно наголо.

Потом пришла зима, и грянули такие морозы, что руки не слушались. Правда, обмундирование нам выдавали теплое: хорошее нижнее белье, ватные штаны и куртки, шапки-ушанки, варежки. Но все равно толком было не согреться. Ночью же спали в окопах. Устроишься кое-как, шинелью прикроешься, шапку на уши натянешь, а ноги, чтобы не отмерзли, приходилось землей прикапывать. Так и дремали... 

ВЗГЛЯД: А как те морозы выдерживали немецкие солдаты, у которых были только тоненькая шинель и пилотка?

О.Ф.: Это да, одеты они были плохо. Ну, так ведь война шла на выживание.

ВЗГЛЯД: Вы боялись смерти?

О.Ф.: Другого боялся. Все думал: а вдруг меня серьезно ранят, покалечат – что делать? Вернусь домой инвалидом, кто ж меня на работу-то возьмет? Я ведь был до войны матросом, мы ходили в море за рыбой, а кому без руки или без ноги буду на судне нужен? Но – думай не думай, надо было держаться, все знали: или они нас, или мы их.

ВЗГЛЯД: Что с вами было после Сталинграда?

О.Ф.: Четыре месяца пролежал в госпитале, потом получил направление в Ростов-на-Дону, а мае 44-го меня как эстонца направили в эстонский стрелковый корпус.

ВЗГЛЯД: Но вы же не эстонец, а швед!

О.Ф.: Ну и что? Родился же в Эстонии, а по приказу всех уроженцев республик направляли в национальные части. Меня зачислили в 27-й стрелковый полк 7-й стрелковой Эстонской дивизии, но не связистом, а обычным стрелком. Боец – он же как собака, что прикажут, то и выполняет.  

ВЗГЛЯД: В эстонском корпусе вам было комфортнее, чем с русскими?

О.Ф.: Пожалуй, что и нет. Во всяком случае, русские офицеры мне нравились больше – они не ставили себя выше других, а у эстонцев такое было сплошь и рядом.

ВЗГЛЯД: Сегодня на Западе многие говорят, что решающую роль в победе над фашизмом сыграло открытие второго фронта. Вы тоже так считаете?

О.Ф.: Ну, вообще-то мы этого ждали, хотя не сомневались, что и сами победим.

ВЗГЛЯД: Какими медалями вы были награждены?

О.Ф.: «За оборону Сталинграда» и «За победу над Германией».

ВЗГЛЯД: А в каком звании демобилизовались?

О.Ф.: Как ушел, так и вернулся обратно рядовым. Кстати, когда в 1943 году ввели погоны. Все наши, кто помнил старое время, говорили, что форма стала похожа на царскую.

ВЗГЛЯД: Вас в 1945 году демобилизовали?

О.Ф.: В 1946-м. Когда вернулся домой, сразу начал ходить в море, тогда были большие уловы. И занимался я этим до 1949 года, пока мне не запретили рыбачить.

ВЗГЛЯД: Кто запретил? Почему?

О.Ф.: Не мне, конечно, одному. Всем шведам. А почему это сделали – понятно. Боялись, что уплывем в Швецию... Вот и пришлось устроиться работать маячником. Я проработал на маяке целых 55 лет.

ВЗГЛЯД: Это до какого же возраста вы работали?

О.Ф.: Так считайте: я родился в 1919-м, а на пенсию меня отправили в 2004-м...

ВЗГЛЯД: Можно только позавидовать! Скажите напоследок, господин Фриберг, вы вообще войну часто вспоминаете? Хочется рассказать о том, что пережили?

О.Ф.: Честно говоря, в последнее время – не очень...